Особую признательность автор проекта выражает
Александру Зоричу за его
замечательные книги, полезные комментарии и за любезное разрешение
использовать некоторые материалы с его официального
сайта.
(с) Анастасия aka Jillbee, 2001
Люби и властвуй Часть 1. часть 86
– Разговоры запрещены, – сказал возглавляющий группу рах-саванн таким голосом, словно бы это была ключевая фраза из скабрезного анекдота.
Но никто не засмеялся. И только Знахарь, улыбнувшись краешком губ, слегка подтолкнул Эгина к ним. Иди мол, рах-саванн, не бойся. Люби и властвуй!
//-- 10 --//
– Ну как тебе новый Знахарь?
Казалось, в кабинете Норо ничего не изменилось с того момента, как Эгин потерял сознание от борьбы между болью и отводящим ее наваждением.
Мозг Эгина все еще был затянут каким-то отупляющим туманом. Он не сразу сообразил, о чем его спрашивает Норо. А когда сообразил, понял, что в свете странного, мягко говоря, разговора со Знахарем лучше уклониться от болтовни на эту опасную тему.
– Простите, аррум? – переспросил Эгин, хмурясь, словно бы пересиливая неимоверную боль.
– Ладно, ладно… – раздраженно махнул рукой Норо. – Твое мнение по этому вопросу сейчас не играет никакой роли.
«Похоже, его настроение улучшилось, – подумал Эгин мельком. – И это само по себе настораживает».
– Не стану врать, рах-саванн, – взгляд Норо раздробил лицо Эгина на прозрачные чешуйки, – я подверг тебя сегодня очень тяжелому испытанию. Ты должен был либо признаться мне во всем, либо умереть. Ты не признался, и ты не умер. Следовательно, ты действительно чист перед Князем и Истиной.
«О, Шилол Изменчиворукий! – мысленно простонал Эгин. – Прав оказался всеведущий Знахарь-мальчишка!»
– Я горжусь тобой. – Слова Норо вливались в мысли Эгина, как расплавленный свинец в студеную воду. – Горжусь тем, что ты смог оправдать свое новое звание рах-саванна. Ты не лгал мне, мой мальчик. И поэтому тебе будет оказана большая честь – знать истину. Садись.
О, это была великая честь! Два часа назад Норо пригласил Эгина сесть, чтобы тот рассказал ему историю с Овель исс Тамай во всех мыслимых подробностях. А теперь предложил ему свой неуютный жесткий стул, чтобы тот обратился слушателем некоей «истины» (о которой Эгин наперед совершенно определенно знал, что в лучшем случае она будет лишь причудливым сплетением правды и лжи, а в худшем – просто ложью без особых прикрас)
