Особую признательность автор проекта выражает
Александру Зоричу за его
замечательные книги, полезные комментарии и за любезное разрешение
использовать некоторые материалы с его официального
сайта.
(с) Анастасия aka Jillbee, 2001
Люби и властвуй Часть 1. часть 30
Нет, он не боялся собак. Но питомицы его подруги были какими-то не такими собаками. Или не собаками вовсе.
Эгин поцеловал Вербелину в лебединую шею – белоснежную, надушенную. Нужно было как-то развеять неуместную гадливость, каждый раз накатывавшую на него, когда ворота поместья захлопывались за его спиной со зловещим металлическим щелчком. Как будто дверцы мышеловки.
– Я уже велела нести ужинать. Все в порядке, Атен? – с обаятельным смущением в голосе, которое временами казалось Эгину наигранным, прощебетала Вербелина.
– Умгм, – отвечал тот, при свете лампы разглядывая аккуратную головку Вербелины.
Черные как смоль пряди были тщательно завиты и уложены прихотливыми кольцами. Драгоценные заколки и инкрустированные костяные гребни тускло поблескивали, отражая и искажая пламя. Волосок к волоску.
«Волосок к волоску, – подумал Эгин. – Она же вроде спала? Неужели она успела причесаться снова, когда обо мне доложил привратник? А если не спала, то…»
– Не будь таким мрачным, милый, – шепнула ему Вербелина, когда слуга внес поднос с вином и фруктами.
//-- 5 --//
Эгин приехал к Вербелине с одной-единственной целью. Оба знали, что это за цель. Он не любил ее, но любил думать, что она любит его. Он, конечно же, ошибался.
– Твоя красота заставляет меня трепетать, словно школяра. – Тяжеловесность своего комплимента Эгин решил уравновесить легкомысленной улыбкой.
Он поднял чашу с вином и, послав Вербелине воздушный поцелуй, пригубил первым.
Вербелина засмеялась и тоже прильнула к чаше.
Когда она смеялась, Эгину всегда становилось немного не по себе. В особенности когда она смеялась над тем, над чем сам Эгин смеяться бы не стал – над уродливо залатанным платьем перехожего попрошайки, например.
Смех ее был гортанным, низким, с легкой хрипотцой. В то время как ее голос был высок и чист, а интонации ее речи казались многим – как поначалу и Эгину – простодушными. Но вот когда она смеялась, от этого мнимого простодушия не оставалось и следа. Смех Вербелины был смехом умудренной жизнью, циничной и жестокой придворной дамы
