Особую признательность автор проекта выражает
Александру Зоричу за его
замечательные книги, полезные комментарии и за любезное разрешение
использовать некоторые материалы с его официального
сайта.
(с) Анастасия aka Jillbee, 2001
Люби и властвуй Часть 1. часть 108
А он – нет.
Наверное, если бы он, Эгин, служил в Опоре Писаний, а не в Опоре Вещей, он бы тоже знал. Ибо «отражение» – это уж наверняка не вещь. Не предмет. И не зеркало. Хотя… Вообще, неплохой вопрос для философского трактата: есть ли отражение в зеркале некая вещь, милостивые гиазиры? Шилол его знает…
Эгин обхватил голову руками – головная боль нарастала с чудовищной быстротой. Мозги, казалось, начали медленно плавиться.
«Нет, на сегодня хватит!» – возопил Эгин и был готов повалиться на койку, как вдруг у изголовья обнаружил свой сарнод, непонятно зачем накрытый грубым войлочным одеялом, как если бы это была подушка. Шутка в духе Иланафа.
Разумеется, перед тем, как накрыть сарнод одеялом, они осмотрели все, что в нем находилось. Эгин в некоей меланхолической задумчивости открыл сарнод и заглянул внутрь. Все на своих местах. А вот и коробочка с серьгами Овель. И скомканная бумага с раскрошенными печатями.
Пахнуло вишневым клеем. Щемящая, кислая словно неспелая вишня тоска накатила на Эгина из потаенных глубин бытия. Или из его потаенных высот.
Овель. Да жива ли она, эта госпожа-плакса? Что с ней? Случится ли ему еще раз слиться с ней в танце великого единства? Случится ли ему встретить еще что-нибудь, что было бы связано с ее именем? Знает ли о ней Дотанагела? Или быть может, Знахарь?
Как всегда, больше вопросов, чем ответов. Эгин положил одну из серег на ладонь и поцеловал ее. Теперь он отчего-то не сомневался уже в том, что серьги прислала ему именно Овель. Никто другой, кроме нее. Но зачем? В память о быстролетной ночи, начавшейся для них на Желтом Кольце, продолжившейся в фехтовальном зале и окончившейся под кисейным балдахином? В знак признательности? Или как плату за услуги?
Было ли тому причиной вино, нахлынувшая внезапно сентиментальность или нечто иное, но Эгин вынул из сарнода шелковый шнур, продел его в застежки серег, завязал шнур узлом и повесил получившееся ожерелье на шею, опустив усыпанные сапфирами клешни под рубаху.
«Пусть думают что хотят, – огрызнулся Эгин в адрес невидимого критика
